Приведем цитату Карла Федоровича Фукса, профессора Императорского Казанского университета о казанских татарках.
Чем богаче татарин, чем знаменитее по своей торговле, тем более скрывает своих жен; они только открывают лицо в своей спальне, потому что их лица запрещено видеть даже свекрам, братьям мужа, дядьям и их детям, одним словом каждому мужчине, живущему в доме.
Богатая татарка как встает, так и наряжается в золотое платье, набелит и нарумянит лицо, как возможно более, и алебастровой куклой, поджав ноги, сидит на диване. Самовар уже перед ней кипит... Напившись чаю и отдохнувши, она вздумает иногда ехать в гости; наряжается в другое дорогое платье; пара лошадей; заложенных в крепко кованную и яркими красками выкрашенную повозку везет ее, всю закутанную, к ее знакомой, и она, бедная, не выставит из под покрывала носа до самой горницы своей приятельницы.
Знаменитые татарки даже лишены воздуха. Садов у них нет, а ежели и есть у кого, то это небольшие палисадники; туда богатая татарка не смеет выйти, не покрытая с ног до головы джиляном, боясь встретиться с кем-нибудь из родственников, живущих с ней в одном доме. Она боится даже смотреть в окошко, чтобы мимо ходящие по улице ее не увидали...
Вот томительная жизнь Казанских первоклассных татарок. Но они не скучают ею и почитают себя счастливыми, удивляясь образу жизни европейских женщин. По мнению татарок, европейские женщины никогда не войдут в рай, уготованный праведным, и потому благодарят Бога, что Он сотворил их магометанками.
Второстепенными татарками в Казани назову я тех, которые не так богаты, как первые, или хотя и богаты, но не так важничают. Он несколько позволяют себе свободы подышать чистым воздухом, то есть чаще выставляют нос из-под своего покрывала, сидят под окном и не всегда от него бегают, когда увидят проходящих, разве пройдет мимо дома богатый, значительный татарин. Второстепенные также занимаются хозяйством, смотрят за стряпкой, иногда делают сами пироги и пельмени, выходят на двор смотреть чисто ли в конюшне и в коровнике. Тут они не всегда закрываются при встрече с домашними мужчинами, выключая свекра. В гости часто ходят пешком, выставляя при том нос и один глаз.
Третий разряд татарок дышит гораздо свободнее. Домашнее хозяйство исправляют сами, стряпают, доят коров и ходят сами по надобности в город, хотя и под покрывалом, но часто с полуоткрытым лицом и закрываются только, встретясь с татарином; занимаются рукоделием; из них есть портные, золотошвейки, которые вышивают превосходно тюбетейки, нижут их жемчугом и украшают камнями, также башмаки, ичиги, стоящие иногда до пятисот рублей.
Эти три разделения мои татарок можно отличить во время весеннего праздника Сабантуй. Первостепенные татарки никогда на Сабантуй не пойдут. Вторые ездят в своих испещренных белым железом и ярко выкрашенных кибитках на паре прекрасных, жирных лошадей, разодетые сами в золото и жемчуг, разбеленные и разрумяненные, как маски, но так закутанные в покрывала, что без жалости невозможно на них смотреть. Все эти кибитки становятся в лесу, довольно далеко от места, где устроен праздник; отсюда татарки, выставляя один глаз, смотрят и потеют в своих тяжелых нарядах. Никто из них ничего не видит, потому что Сабантуй далек от них и закрыт толпами смотрящих на праздник и экипажами.
Чем богаче татарин, чем знаменитее по своей торговле, тем более скрывает своих жен; они только открывают лицо в своей спальне, потому что их лица запрещено видеть даже свекрам, братьям мужа, дядьям и их детям, одним словом каждому мужчине, живущему в доме.
Богатая татарка как встает, так и наряжается в золотое платье, набелит и нарумянит лицо, как возможно более, и алебастровой куклой, поджав ноги, сидит на диване. Самовар уже перед ней кипит... Напившись чаю и отдохнувши, она вздумает иногда ехать в гости; наряжается в другое дорогое платье; пара лошадей; заложенных в крепко кованную и яркими красками выкрашенную повозку везет ее, всю закутанную, к ее знакомой, и она, бедная, не выставит из под покрывала носа до самой горницы своей приятельницы.
Знаменитые татарки даже лишены воздуха. Садов у них нет, а ежели и есть у кого, то это небольшие палисадники; туда богатая татарка не смеет выйти, не покрытая с ног до головы джиляном, боясь встретиться с кем-нибудь из родственников, живущих с ней в одном доме. Она боится даже смотреть в окошко, чтобы мимо ходящие по улице ее не увидали...
Вот томительная жизнь Казанских первоклассных татарок. Но они не скучают ею и почитают себя счастливыми, удивляясь образу жизни европейских женщин. По мнению татарок, европейские женщины никогда не войдут в рай, уготованный праведным, и потому благодарят Бога, что Он сотворил их магометанками.
Второстепенными татарками в Казани назову я тех, которые не так богаты, как первые, или хотя и богаты, но не так важничают. Он несколько позволяют себе свободы подышать чистым воздухом, то есть чаще выставляют нос из-под своего покрывала, сидят под окном и не всегда от него бегают, когда увидят проходящих, разве пройдет мимо дома богатый, значительный татарин. Второстепенные также занимаются хозяйством, смотрят за стряпкой, иногда делают сами пироги и пельмени, выходят на двор смотреть чисто ли в конюшне и в коровнике. Тут они не всегда закрываются при встрече с домашними мужчинами, выключая свекра. В гости часто ходят пешком, выставляя при том нос и один глаз.
Третий разряд татарок дышит гораздо свободнее. Домашнее хозяйство исправляют сами, стряпают, доят коров и ходят сами по надобности в город, хотя и под покрывалом, но часто с полуоткрытым лицом и закрываются только, встретясь с татарином; занимаются рукоделием; из них есть портные, золотошвейки, которые вышивают превосходно тюбетейки, нижут их жемчугом и украшают камнями, также башмаки, ичиги, стоящие иногда до пятисот рублей.
Эти три разделения мои татарок можно отличить во время весеннего праздника Сабантуй. Первостепенные татарки никогда на Сабантуй не пойдут. Вторые ездят в своих испещренных белым железом и ярко выкрашенных кибитках на паре прекрасных, жирных лошадей, разодетые сами в золото и жемчуг, разбеленные и разрумяненные, как маски, но так закутанные в покрывала, что без жалости невозможно на них смотреть. Все эти кибитки становятся в лесу, довольно далеко от места, где устроен праздник; отсюда татарки, выставляя один глаз, смотрят и потеют в своих тяжелых нарядах. Никто из них ничего не видит, потому что Сабантуй далек от них и закрыт толпами смотрящих на праздник и экипажами.
Карл Фукс. О татарских женщинах — Казань. — 1844.
