В конце марта в сети был выложен 24-минутный документальный фильм «Хрусталь». Это история девушки, которая надела хиджаб и столкнулась с сильнейшим сопротивлением родных. Фильм анонсирован как «ответ леволиберальным СМИ».
ОТКАЗЫВАЕМСЯ СЧИТАТЬ СЕБЯ ЖЕРТВАМИ
ОТКАЗЫВАЕМСЯ СЧИТАТЬ СЕБЯ ЖЕРТВАМИ
«Я не могу описать, что происходило у меня внутри, думала лишь о том, что моей мамочки больше нет, и она повесилась из-за моего хиджаба. Как я дальше буду с этим жить?.. Я не помню, как я орала, что говорила. Но бабушка, видя мое состояние, говорит: «С ней все в порядке, ее вовремя увидели и спасли. Еще раз доведешь мою дочь, я тебя собственноручно убью. Возьми телефон, скажи, что больше так не будешь. Я тогда не думала о жестокости, о том, что со мной делают…». (Фрагмент монолога героини фильма «Хрусталь»)
– В ноябре прошлого года на телеканале «Дождь» вышел фильм «Снявшие хиджаб». Я правильно понимаю, что ваш фильм – это ответ на него?
– Он всего лишь последняя капля. Мы просто больше не можем мириться с тем, что женщину в хиджабе воспринимают как жертву, выставляют как жертву. И это уже даже не подвергается сомнениям, подается как аксиома. О нас либо вообще не упоминают, либо упоминают в контексте, что есть некая безликая масса – это женщины в хиджабе, покорные и забитые, согласные со всем, гнетомые, а есть личности, которые преодолели этот косный, зашоренный мир, сорвали с себя хиджабы и пошли добиваться своих целей.
Мы хотим показать, что мы не безликая масса без голоса. И чтобы надеть хиджаб (это в современной России, в 21 веке!), иногда приходится преодолевать такие испытания, которые никто из говорящих про «забитых женщин Востока», даже представить себе не может.
– Но ведь проблема не в хиджабе, а в том, что в той же России, а тем более на Северном Кавказе женщину и в 21 веке не воспринимают как самостоятельного человека. Родители, другие взрослые в семье, соседи те же указывают, что для нее лучше и как ей строить свою жизнь. Женщин, которые надевают хиджаб, обвиняют в экстремизме. Женщин, которые снимают хиджаб, клеймят как вероотступниц.
– Мы не можем отвечать за такие масштабные вещи. У нас есть конкретная наша локальная проблема, о которой мы вынуждены говорить. Что мы можем? Мы можем, например, призывать к ограничению насилия над жертвами, неважно, какого они пола. Мы можем постараться обеспечить защиту своих соратниц или тех, кто пострадал. Но говорить, что мы будем защищать право снимать хиджаб… Нет, мы не будем его защищать. Мы будем защищать саму женщину, и в этом глобальная разница. Мы дадим ей время осознать, что, возможно, она поспешила с этим решением, может быть, она и не надевала его искренне, может, есть проблема в ее отношениях со Всевышним. То есть, мы защищаем шариатские права женщин, а не общие в сферическом вакууме.
Что касается того, что женщину не воспринимают как самостоятельную личность – это масштабная мировая проблема. И она имеет под собой две основы. Первая – это основы какого-то патриархального мира, который считает, что женщина является собственностью мужчины, как его машина, как его дом, как его оружие, как его деньги и счет в банке.
И вторая – то, что большинство женщин, к сожалению, сами не очень-то против. Они предпочитают согласиться с правилами игры и исполнять роль этой собственности. Соперничать на основе этих торгово-манипулятивных отношений. Поэтому мы не ставим перед собой задачу всех разом освободить. У нас есть свое представление, как в идеале будет выглядеть эта свобода и оно основано на шариатском понимании свободы.
– Он всего лишь последняя капля. Мы просто больше не можем мириться с тем, что женщину в хиджабе воспринимают как жертву, выставляют как жертву. И это уже даже не подвергается сомнениям, подается как аксиома. О нас либо вообще не упоминают, либо упоминают в контексте, что есть некая безликая масса – это женщины в хиджабе, покорные и забитые, согласные со всем, гнетомые, а есть личности, которые преодолели этот косный, зашоренный мир, сорвали с себя хиджабы и пошли добиваться своих целей.
Мы хотим показать, что мы не безликая масса без голоса. И чтобы надеть хиджаб (это в современной России, в 21 веке!), иногда приходится преодолевать такие испытания, которые никто из говорящих про «забитых женщин Востока», даже представить себе не может.
– Но ведь проблема не в хиджабе, а в том, что в той же России, а тем более на Северном Кавказе женщину и в 21 веке не воспринимают как самостоятельного человека. Родители, другие взрослые в семье, соседи те же указывают, что для нее лучше и как ей строить свою жизнь. Женщин, которые надевают хиджаб, обвиняют в экстремизме. Женщин, которые снимают хиджаб, клеймят как вероотступниц.
– Мы не можем отвечать за такие масштабные вещи. У нас есть конкретная наша локальная проблема, о которой мы вынуждены говорить. Что мы можем? Мы можем, например, призывать к ограничению насилия над жертвами, неважно, какого они пола. Мы можем постараться обеспечить защиту своих соратниц или тех, кто пострадал. Но говорить, что мы будем защищать право снимать хиджаб… Нет, мы не будем его защищать. Мы будем защищать саму женщину, и в этом глобальная разница. Мы дадим ей время осознать, что, возможно, она поспешила с этим решением, может быть, она и не надевала его искренне, может, есть проблема в ее отношениях со Всевышним. То есть, мы защищаем шариатские права женщин, а не общие в сферическом вакууме.
Что касается того, что женщину не воспринимают как самостоятельную личность – это масштабная мировая проблема. И она имеет под собой две основы. Первая – это основы какого-то патриархального мира, который считает, что женщина является собственностью мужчины, как его машина, как его дом, как его оружие, как его деньги и счет в банке.
И вторая – то, что большинство женщин, к сожалению, сами не очень-то против. Они предпочитают согласиться с правилами игры и исполнять роль этой собственности. Соперничать на основе этих торгово-манипулятивных отношений. Поэтому мы не ставим перед собой задачу всех разом освободить. У нас есть свое представление, как в идеале будет выглядеть эта свобода и оно основано на шариатском понимании свободы.
«Я росла в семье так называемых этнических мусульман, где на самом деле никто не придерживается религии. Я видела вокруг жестокость, принимаемую за норму. Знакомый так избил жену, что она родила на два месяца раньше срока, и это не было чем-то обескураживающим для остальных». (Фрагмент монолога героини фильма «Хрусталь»)
– Хиджаб – это только один из элементов более масштабной проблемы: проблемы Исламофобии в стране, мире. Проблема в отношении к нам как к соблюдающим религию людям, которые, в общем-то, никому не вредят. Я говорю о личностях, не о каких-то там девиантах. Это отношение сводится к замалчиванию наших проблем или к тому, что мы уже сами к себе стали так относиться и привыкли молчать.
– Чуть ранее вы сказали, что женщину в хиджабе считают забитой, и меня это покоробило. В центральной части России, может быть, людям и кажется, что хиджаб – это покорность мужу и закрытый рот. А те, кто живет на Кавказе, знают других женщин в хиджабе. Они и машину водят, и преподают, и четырех детей одни воспитывают, растят, и зарабатывают на нянь…
– Я же сама не с Кавказа. Я проживаю именно в центральном Черноземье. Когда погружаешься в проблемы Северного Кавказа, то сложно понять, что снаружи целый мир, который является мишенью для подобных программ и роликов. Если мы посмотрим на комментарии фильмами той же «Редакции» или «Дождя», обнаружим, для кого снимаются эти фильмы и репортажи, для кого эти пафосные ролики о борьбе с угнетением. Это все для массы людей, которые никогда не были, и, скорее всего, не будут на Северном Кавказе, которые женщин в хиджабах видят в двух вариантах – либо это кто-то, кто торгует на рынках, либо это военные действия и соответствующая эстетика.
Это все – наша потенциальная аудитория, с которой хотелось бы вести разговор. Рассказывать о том, как мы на самом деле живем, а не отгораживаться гигантской стеной, сообщая, что есть мы, есть вы, вы нас не поймете и т.д. Ну, конечно, не поймут, если мы предоставим этим роликам право говорить вместо нас. Взгляните еще раз на комментарии, посмотрите, как о нас говорят люди, которые никогда ни с кем из нас не сталкивались.
Когда я впервые приехала в Воронежскую область и гуляла по рынку, каждая вторая женщина спрашивала, где мой муж, которого они бы побили, что он так со мной обращается. Совершенно без задних мыслей, не агрессивно, меня спрашивали, разрешает ли мой муж мне говорить, разрешает ли мне есть, когда я того захочу. Меня спрашивали простые люди, которые никогда в жизни не видели ни одной женщины в хиджабе. Но на меня нормально реагировали и реагируют. Моей истории нет в контексте этой борьбы. Это нормальные вопросы, люди задавали их из любопытства. Меня не оскорбляли, не били, не запирали, как некоторых сестер. На рынке я была в безопасности, а вот силовики меня забирали.
– Чуть ранее вы сказали, что женщину в хиджабе считают забитой, и меня это покоробило. В центральной части России, может быть, людям и кажется, что хиджаб – это покорность мужу и закрытый рот. А те, кто живет на Кавказе, знают других женщин в хиджабе. Они и машину водят, и преподают, и четырех детей одни воспитывают, растят, и зарабатывают на нянь…
– Я же сама не с Кавказа. Я проживаю именно в центральном Черноземье. Когда погружаешься в проблемы Северного Кавказа, то сложно понять, что снаружи целый мир, который является мишенью для подобных программ и роликов. Если мы посмотрим на комментарии фильмами той же «Редакции» или «Дождя», обнаружим, для кого снимаются эти фильмы и репортажи, для кого эти пафосные ролики о борьбе с угнетением. Это все для массы людей, которые никогда не были, и, скорее всего, не будут на Северном Кавказе, которые женщин в хиджабах видят в двух вариантах – либо это кто-то, кто торгует на рынках, либо это военные действия и соответствующая эстетика.
Это все – наша потенциальная аудитория, с которой хотелось бы вести разговор. Рассказывать о том, как мы на самом деле живем, а не отгораживаться гигантской стеной, сообщая, что есть мы, есть вы, вы нас не поймете и т.д. Ну, конечно, не поймут, если мы предоставим этим роликам право говорить вместо нас. Взгляните еще раз на комментарии, посмотрите, как о нас говорят люди, которые никогда ни с кем из нас не сталкивались.
Когда я впервые приехала в Воронежскую область и гуляла по рынку, каждая вторая женщина спрашивала, где мой муж, которого они бы побили, что он так со мной обращается. Совершенно без задних мыслей, не агрессивно, меня спрашивали, разрешает ли мой муж мне говорить, разрешает ли мне есть, когда я того захочу. Меня спрашивали простые люди, которые никогда в жизни не видели ни одной женщины в хиджабе. Но на меня нормально реагировали и реагируют. Моей истории нет в контексте этой борьбы. Это нормальные вопросы, люди задавали их из любопытства. Меня не оскорбляли, не били, не запирали, как некоторых сестер. На рынке я была в безопасности, а вот силовики меня забирали.
(продолжение следует)
(Не)хрупкий "Хрусталь". Продолжение
(Не)хрупкий "Хрусталь". Окончание
